top of page

Уильям ШЕКСПИР

 

Монологи Гамлета

 

Перевод Андрея Козырева

 

 

Гамлет, акт 1, сцена 2

 

О, если б эта плоть смогла исчезнуть,
Пропасть, растаять, изойти росой!
О, если бы Господь не запретил
Самоубийства! Боже мой! Насколько
Ничтожным, мелким, плоским, безобразным
Мне кажется весь мир, мой мир постылый!
Вот мерзость! Сад, заросший без прополки
Травою сорной, той, что отравляет
Природу…До чего доходит жизнь!
Двух месяцев не минуло, как умер…
И кто? Гиперион, богоподобный
В сравненьи с нынешним сатиром; мать
Так возлюбивший, что весенний ветер
Не смел ее лицо овеять резко…
Земля и небо! Должен помнить я о нем?
Она его любила так, как будто
От утоленья возрастала страсть,
Но месяц миновал – всего лишь месяц…
Как объяснить и как понять мне это?
Неверность – имя женщине! Лишь месяц…
И башмаки не сношены, в которых
Она за телом мужа горько шла,
Как Ниобея, плача, – что же ныне? –
Господь, бездушный зверь и то любви
Хранил бы верность дольше! – вышла замуж
За дядю. Он на брата непохож, 
Как я – на Геркулеса. Только месяц!
Её глаза просохнуть не успели
От соли слез притворных – и она
Венчается опять! Как скор порок,
Готовивший ей одр кровосмешенья!
Нет, это все к добру не приведет!
Но бейся, сердце, а язык, молчи!

 

Гамлет, акт 1, сцена 5

 

О Божьи ангелы! О небо! О земля! 
И кто еще? К ним ад еще добавить?
Держись, о сердце! Мышцы, вы ослабли?
Мне помогите выстоять сейчас!
Мне, мне – тебя, отец мой, не забыть?
Да, призрак, если память есть еще
В презренном шаре на плечах моих.
Да! В древней книге памяти моей
Я вычеркну признания любви,
Все знанья книг, все образы и формы,
Все, что хранилось с детства много лет, – 
Но я твои слова навек оставлю
Жить в одиночестве в той книге мозга.
Клянусь я в этом перед небесами!
О женщина, что гибель нам приносит!
Злодей с улыбкой милой на лице!
Я на моей дощечке напишу,
Что и злодейство может улыбаться,
По крайней мере, в Дании уж точно.

[Он пишет].

А вот и Вы, мой дядя. Я добавлю:
«Прощай, прощай! И не забудь меня».
Клянусь.

 

Гамлет, акт 3, сцена 1

 

Быть иль не быть? – Вот как стоит вопрос…
Что выше: выносить пращи и стрелы
Взбесившейся фортуны – или разом
Восстать противу них, и, взяв оружье,
Закончить все? Погибнуть… Умереть…
Уснуть… Всего лишь? Знать, что сном прервешь ты
Страдание и боль – наследство плоти…
Какой конец – забыться и уснуть,
Уснуть! Но каковы тогда виденья,
Которые во сне увижу я,
Когда петля смертельная сомкнется?
Вот что смущает нас; вот объясненье,
Что делает настолько длинной жизнь
И горе. – Кто бы снес презренье века,
Тирана гнет и хамство гордеца,
Тоску любви, медлительность законов,
Глумленье подлости над стойкой честью, 
Когда бы волен был прервать свой век
Простым кинжалом? Кто бы под ярмом
Пыхтел, потел, неся груз этой жизни,
Когда б не страх страны, с чьих берегов
Еще никто вовек не возвращался?
Он волю ослабляет, и нам легче
Терпеть страданья этой долгой жизни,
Чем страхи той, что неизвестна нам.
Так совесть в трусов превращает нас,
Так яркий цвет решимости природной
Бледнеет под тенями бледной мысли;
Стремление, могучее в истоке,
Течет теперь иным, кривым путем
И в океан поступка не впадет…. Но тише!
Офелия, мой свет! В молитве, нимфа,
Мои грехи пред небом помяни…

 

Уильям ШЕКСПИР

 

СОНЕТЫ

 

 

Сонет 15

 

Когда я мыслю, что одно мгновенье

От смерти отделяет жизнь и рост,

Что занавесу на Земле- на сцене-

Сопутствуют аплодисменты звёзд,

 

Когда я понимаю: жизни всходы

Один растит и губит небосвод

И сок земли, что в молодые годы,

Бурлит, - остынет, если смерть придет, -

 

Как я хочу остановить мгновенье

И красоту спасти хочу помочь

В час, когда спорят Время с Разрушеньем

За право превратить рассвет твой в ночь!

 

Но стих мой-нож. Тебе, как садовод,

Он, как стволу, бессмертие привьёт.

27

Дневных трудов моих окончен счет.
Хочу уснуть, набраться новой силы.
Но есть дорога, что меня влечет
Во сне, как наяву, – к тебе, друг милый.

Идут к тебе и чувства, и мечты
Паломнической трудною тропою,
Но, как слепой, я, кроме темноты,
Не вижу ничего перед собою.

Усильем дум и сердца, – не очей, – 
Ищу тебя, ищу, не видя солнца...
Но даже тьма – сияния светлей,
Едва лишь тень твоя в нее вольется!

Любовь моя, награда и тревога,
Ты – днем и ночью – верная дорога.

28

Как счастье обрести мне, расскажи!
Ни с днем, ни с ночью не сберечь союза.
Ночь не снимает тяжести с души,
А новый день лишь добавляет груза. 

И день, и ночь, и день, и снова ночь – 
Они томят меня своей враждою!
Мне днем трудов своих не превозмочь,
А ночью – не найти во сне покоя.

Чтоб новый день ко мне добрее стал,
Я сравнивал его с твоей красою.
Ночного неба цвет я воспевал,
Сравнив звезду небесную с тобою…

Но меньше свету радуются очи,
и все грознее мрак грядущей ночи.

31

Нет, не в земле, а лишь в твоей груди
Нетленным всё ушедшее хранится – 
Людей, свои кончивших пути,
Сердца, улыбки, души, жесты, лица.

Как много знал я грусти, боли, зла,
Прощаясь с ними у плиты могильной!
Но лишь на время смерть их унесла – 
они живут в тебе, и смерть – бессильна.

В тебе нашли все милые сердца
Приют, блаженный сон, успокоенье,
И все они прониклись без конца
Моим перед тобой благоговеньем.

Нет, не исчезла верность дням былым:
Я – верный друг тебе, а значит – им.

 

50

Какая горечь проникает в грудь,
Когда, в пути вдыхая пыль и дым, 
Я думаю: безмерно долгий путь
Лег между мной и счастием моим.

Едва шагает конь усталый мой,
Забыв, как прежде мчал к тебе меня, – 
Он понял: путь закрыт к душе родной,
И незачем мне торопить коня.

Но иногда кровь бросится в виски –
Я шпорами коня вперед гоню…
Но мне больнее от моей тоски,
Чем от ударов – бедному коню.

И, сколько вдаль с надеждой не гляди,
Там – только боль, а счастье – позади.

 

 

Сонет 55

 

Тяжелый мрамор царских изваяний

переживут слова любви моей,

ты будешь жить в словах моих созданий,

что крепче камня, времени сильней.

 

И пусть война низвергнет всех кумиров,

на месте замков вырастет трава,

но Марс не уничтожит в этом мире

записанные в памяти слова.

 

Вражда и смерть окажутся бессильны

тебя разрушить; будешь ты велик,

когда в глазах твоих потомков милых

увидишь ты земли последний миг.

 

Твой милый образ будет жить в веках

в моих словах и в любящих глазах.

 

Сонет 64

 

Я видел это: времени рука

Нам губит души, портит их обличья;

Медь сокрушают быстрые века,

Не вечно башен царственных величье;

 

Я видел это: мрачный океан

Волной голодной землю пожирает,

А суша дар берет, что морем дан,

И в прибыль свой убыток обращает;

 

Я видел это: быстрый ход времен

В прах низвергает троны, замки, царства, -

И понял, что любовь моя, как сон,

Убита будет Времени коварством.

 

Все это видеть- смерти лишь равно.

Как хрупко счастье, что судьбой дано!

                              

Сонет 73

 

Во мне ты видишь тот осенний день,

Когда последний лист дрожит едва

На тонкой ветви, черной, словно тень,

И над землею птичья песнь мертва.

 

Во мне ты видишь вечер поздний тот,

Когда закат на западе погас

И бесконечный Божий небосвод

Второю смертью - тьмой отъят у глаз.

 

Во мне ты видишь тусклый уголек,

Что гаснет в пепле отпылавших лет,

И то, что было жизнью, сделал Бог

Мне смертным ложем... Грусть моя, мой свет,

 

Ты видишь все, что делает сильней

Любовь твою к живой душе моей.

 

Сонет 74

 

Как арестован смертью буду я,-

Залоги для спасения бессильны,-

То памятником мне строка моя

Пребудет лучшим, чем гранит могильный.

 

И ты найдешь, на белый лист взглянув,

Все, что во мне тебе дано судьбою.

Земле земное - прах мой- я верну,

Но дух навек останется с тобою.

 

И будет для тебя всего живей

Душа моя. Пусть смерти достается

Та жертва тлена, пища для червей,

Что бренным телом средь людей зовется!

 

Ей- тело, что на смерть обречено,

Тебе - бессмертье, что в словах  дано!

 

Сонет 77

 

Тебе стекло зеркальное покажет,

Как поседели волосы твои,

Но на бумагу стих сонета ляжет-

И юность будет жить в словах любви.

 

И ты увидишь в ясном отраженье,

как строчками морщины пролегли

на старческом лице, и дней теченье

стремится в вечность, за предел земли.

 

Так сохрани в словах свое богатство,

Все, что бессильна память сохранить;

Детей своих, друзей ушедших братство

Ты сможешь снова видеть и любить.

 

Как часто эти скромные слова

Таят все что, чем в нас душа жива!

 

Сонет 90

 

Когда меня забудешь ты, мой друг,   

В тот миг, когда весь мир объят пожаром,

Будь первой из моих сердечных мук,

Но не последним - самым злым - ударом!

 

Не умножай моих земных невзгод,

Не умножай тоски моей надсадной.

Пусть после бурной ночи не придет

Рассвет - дождливый, горький, безотрадный!

 

Покинь меня, но лишь не в миг, когда

Меня ослабят мелкие потери;

Покинь сейчас. Последняя беда

Сильней всех прежних. Знаю, помню, верю:

 

Все боли света меркнут рядом с ней-

С бедой лишиться благости твоей.

 

Сонет 93

 

Так. Буду жить, признав, что ты верна мне,

Наперекор всем слухам всей Земли.

Глаза смеются, сердце - тверже камня.

Лицо твое со мной, душа - вдали.

 

Во взоре у тебя я не узнаю

Ни злобы, ни следов житейских драм.

В глазах у многих судьбы я читаю

По временем оставленным следам.

 

Но, видимо, угодно это Богу:

Чудесна эта двойственность твоя.

Когда твоя душа таит тревогу,

Лицо мне дарит сладость бытия.

 

Все так. В раю, средь Божиих щедрот,

Прекраснее всего - запретный плод.

 

97

Огромною, пустынною зимой
Мне стала жизнь, где нет тебя, мой друг.
Каким морозом и какою тьмой
Повеяло от встреч, потерь, разлук! 

Умчалось лето, полное тепла,
И вслед за ним, дни светлые сочтя,
Неспешною походкой осень шла, – 
Вдова, в себе несущая дитя. 

Я говорю: все то, что любим мы, – 
Обречено сиротству без вины.
И лето без тебя мертвей зимы,
И птичьи песни - тише тишины.

А на ветвях, где слышен ветра свист,
Судьба свернулась, как последний лист.

 

Сонет 98

 

Расстались мы, когда, цветя, ликуя,

Апрель повелевал большой Землей,

А в небесах, смеясь и торжествуя,

Сатурн свершал тяжелый танец свой.

 

Ни голос птиц, влюбленный и безгрешный,

Ни краски распустившихся цветов

Не помогли родиться сказке вешней.

Я был им чужд, печален и суров.

 

Ни лепестки цветущих белых лилий,

Ни первых роз душистый аромат

Моей душе, напомнив, не затмили

Твой поцелуй, твой несравненный взгляд.

 

Ведь я - зима, и блеск весенних дней -

Лишь тень от тени дорогой твоей.

 

Сонет 102

 

Да, я люблю. Но страсть моя безмолвна:

Чем чувство тише, тем оно сильней.

Не любит тот, кто чувство славит вольно:

Не раб любви он - а тиран над ней.

 

Тебя встречал я песней золотою,

Когда любовь была еще юна.

Так соловей поет в цветах весною -

Но умолкает, лишь пройдет весна.

 

И лето не утратит красоты,

Когда замолкнет пенье в час единый.

Но музыку сочтешь невзрачной ты,

Едва привыкнув к песне соловьиной.

 

Как соловей, умолк и я - и пусть!

Боюсь в тебе я песней вызвать грусть.

 

Сонет 110

 

Да, это так: по свету я бродил,

Наряда не снимая шутовского,

За грош я продавал душевный пыл,

Страсть попирал я увлеченьем новым!

 

Да, это так: суровой правде я

Смотреть в лицо не смел - и отвернулся...

Но я нашел тебя, любовь моя,

И юный пыл опять во мне проснулся.

 

И вот - итог. Не буду я искать,

Чтоб жажду утолить, источник новый

И страсть мою изменой проверять.

К тебе, богиня, обращу я слово:

 

Позволь в конце нелегкого пути

Найти приют мне на твоей груди.

 

Сонет 119

 

Каким питьем из слез Сирен убит,

Каким отравлен был я зельем ада?

Друг друга порождают страсть и стыд,

И только боль - за боль мою награда.

 

Но чем я был в дни счастья виноват?

В чем грешен был в час светлого веселья?

За что Господь казнил меня стократ

Так, что мои глазницы опустели?

 

Но - слава злу за все его добро!

Добро прекрасней станет лишь от горя,

И та любовь, что пленена хитро,

Сильней Вселенной станет, с горем споря.

 

Так, все в беде утратив, лишь теперь

Я сделался богатым - от потерь.

 

Сонет 129

 

Растрата духа и опустошенье  -

Вот сладострастья верная цена.

Оно жестоко, грубо. В нем в смешенье -

Бесстыдный стыд, невинная вина.

 

Мы вечно ищем то, что презираем,

Найдя, его готовы проклинать.

Приманки цену мы прекрасно знаем -

Но к мышеловке тянемся опять.

 

Безумны те, кто мчится к сладострастью,

Безумней, кто не мчался никогда.

Искать его - вот истинное счастье,

Найти его - вот горе, вот беда!

 

Но, зная все, спешим на свет из врат -

Небесных врат, ведущих прямо в ад.

 

Сонет 140

 

Будь мудрой столь же, сколь жестока ты,

Не заставляй меня прервать молчанье!

Мне слово даст боль попранной мечты,

Но за меня заговорит страданье.

 

Да, ты не любишь. Но - хоть сделай вид,

Хоть обмани меня любовью мнимой!

Так часто врач больному жизнь сулит -

Но оба знают: боль неизлечима.

 

Ты холодом сведешь меня с ума!

Все скажет боль моими же устами,

И примет чернь за истину сама

Безумный бред безумными сердцами.

 

Так, нелюбви твоей наперекор,

Да будет чист - при мрачном сердце - взор!

 

Джон Донн. Священные сонеты

 

1
Ужель меня Ты создал для распада?
Наставь меня, ведь смерть недалека;
я мчусь навстречу ей, в душе - тоска,
и сгинули вчерашние отрады.

Смотрю вперед - и в смерть спешит строка,
назад - лишь темнота доступна взгляду,
и чахнет дух мой, наклонясь над адом,
под тяжестью великого греха.

Но Ты - везде; мой взор, Тебе покорный,
Я обращаю к небу - и встаю;
А враг не хочет, чтоб я был в раю,
Плетет соблазны... Я в тревоге черной.

Но к небу благодать меня стремит:
Пусть сердце - сталь, но Ты, Господь, - магнит!

4
Ты, мрачная душа! Болезнь пришла -
Предвестье смерти, скорой на расправу.
Ты - тот, кто предал отчую державу,
Бежал в края чужие, полный зла;

Ты - вор, что воли всей душою ждал,
Но был в темницу заключен по праву;
Когда ж пригубил смертную отраву,
Любовью к той темнице воспылал...

Получишь ты прощение, покаясь;
Какой же путь верней и чище всех?
Так черной стань ты, в траур облекаясь,
Стань красной от стыда, свой вспомнив грех,

Чтоб белой стать, очищенной любовью,
Омытая Христовой алой кровью!

5


Я - малый мир. Во мне - соединенье
Земли и высших ангельских начал;
Но обе части мраку грех отдал...
Подвержен смерти я с того мгновенья.

Вы, что открыли нам земли движенье
И сферы, что над небом Бог создал,
В мои глаза морей земных волненье
Для плача влейте; взор мой, что устал,

Очистите. Потоп не повторится,
Но, весь дымясь от жадности и зла,
Мой мир сгорит; в нем корень бед таится...
О, если б корень тот сгорел дотла!

И пусть Господне пламя опалит
меня - и, сожигая, исцелит!

6


Вот и конец земного представленья,
Последний шаг  нелегкого пути,
Где я к последней цели смог дойти
В последнее, великое мгновенье.

Смерть в миг единый хочет развести
Мой дух и тело слабым мановеньем,
И дух предстанет Богу - и в смятенье
Трепещет сердце  смертное в груди.

Дух к небесам вернется,  на отчизну,
Плоть, что из праха встала, в прах падет;
Грехи, летите в бездну, где нет жизни,
Куда ваш груз всегда меня влечет!

Но, коль чиста от вас душа моя,
И мир, и плоть, и ад оставлю я.

10
Бедняжка Смерть, победой не кичись,
Не принимай всерьез людского страха:
Ты - не тиран. Не гибнут те, кто к праху
Тобой приравнен, как ты не трудись.

Приют ты даришь тем, кто бросил жизнь, - 
Приют на время, сон, отдохновенье;
От плоти отдохнуть, как от служенья,
К тебе приходят люди; не гордись.

Раба царей, случайности, судьбы,
Ты долг свершаешь ядом и кинжалом,
Но опий помогает людям малым
Забыться так же, как и ты; борьбы

Не выиграешь.  Смерть, твой краток век.
Умрешь, бедняжка, ты, как человек.

19

Я весь - борьба. Утратив благодать,
Я постоянен лишь в непостоянстве,
Безверье превзошел я в окаянстве,
И клятвы я даю, лишь чтоб предать.

Мои измены - следствие любви,
Моим грехам - раскаянье причина,
душа моя то Бога молит чинно,
то слов лишится. У меня в крови

то жар, то хлад; то все, то ничего.
Вчера на небо и взирать не смея,
Сегодня Богу службу я содеял,
А завтра - страх сожжет меня всего.

Как лихорадка, набожность жестока...
Всё ж лучший день - день страха перед Богом!

Райнер Мария РИЛЬКЕ

ЧЕТВЕРТАЯ ДУИНСКАЯ ЭЛЕГИЯ

 

Деревья жизни, как мы встретим зиму?
Разобщены мы. Стая журавлей
Разумней нас. А мы поодиночке
Пытаемся бороться с темным ветром
И рушимся, как в слепоту, на пруд.
Цветение и смерть для нас едины.
И где-то бродят львы, не зная боли,
Пока они полны животной силы.

А мы, как только вспомним единенье,
В себя укор впускаем. Разобщенье
Вколдовано нам в души. Влюбленные
Блуждают по окраинам любви, желая
Себе лишь счастье, волю и покой.
Вот так эскиз единого мгновенья
Нам открывает фон, с ним несогласный,
Намек, для глаз доступный и открытый
Сердцам. Мы силуэты чувства
Не познаем; их внешние причины
Яснее нам. И кто в театре сердца
Не ждал начала драмы разобщенья?
Все здесь понятно. Вот в саду знакомом
Колышутся кусты, танцор выходит.
Но он—не тот. И пусть легки движенья
Его, но он под маской — обыватель,
Идущий по открытой сцене в кухню.
Невыносима кривда полумасок,
Честнее куклы. Я стерплю их жесты,
Их лица с неизменным выраженьем.
Пусть свет погаснет, пусть конец объявят,
Пусть пустота исходит, как сквозняк,
С закрытой сцены, пусть со мною нету
Ни спутников безмолвных, нету женщин,
Ни с карими косящими глазами
Ребенка— я останусь. Я останусь.

Иль я не прав? Внушивший горечь жизни
Моей душе и миру, ты, отец,
Прививший жизни мрачный привкус долга,
Когда я возрастал, предощущая
Грядущее, в науке созерцанья
Меня все строже наставлял с годами,—
С тех пор, как ты ушел, как в жизни часто 
Твой страх хранил немые упованья
Моей души, и безразличье мертвых
Ты мне дарил так щедро, безвозмездно…
Иль я не прав? И я, и вы неправы:
Мою любовь своей вознаграждая,
Вы заставляли уходить меня
От ваших чувств в немой простор над миром,
Где не было уж вас… Ведь не желаю
Я только представленье кукол видеть:
Я напрягу свой взор с такою силой,
Чтоб для восстановленья равновесья
Открытых взоров вышел бы на сцену
Держащий нити кукольные ангел.
И вот дана нам драма: ангел с куклой.
И вот дано единство разделенных
В душе начал. И вот из круговерти
Времен возникнут контуры дороги
Всех перемен. Тогда всех нас игрою
Своей живою ангел превзойдет. 
И те, кто покидают нас навеки,
Понять способны, что еще таится
В твореньях наших. О, мгновенья детства,
Когда времен идущих силуэты
Не манят нас грядущим иль прошедшим.
И мы взрослели, торопясь в дорогу,
Покорные большой любви к тем людям, 
Кто в жизни только возрастом богат.
Но все равно мы в наших устремленьях
Довольны были временем и жили
В том промежутке меж игрой и светом,
В том мире, что стоит на нашей тяге
Всю жизнь упорно двигаться вперед.

Кто нам укажет мир, ребенку данный? Кто врисует
Его в чертеж созвездий, кто пространство
Вместит в его ладонь? И кто живую смерть,
Что слеплена из хлеба, даст ребенку,
Как подают огрызки спелых яблок…
Легко увидеть и поймать убийц.
Но как увидеть и изобличить
В себе невинно дремлющую смерть,
Живую смерть, еще не зная жизни,
И не озлобиться? 
Непостижимо…

 

Вселенская литургия

Мари Жозеф Пьер Тейяр де Шарден

Перевод с французского А.Козырева

Жертва предложения

 

Господи, сегодня, уже не в лесах Эона, а в степях Азии, я не имею возможности причаститься хлебом и вином на алтаре Твоем. Поэтому я взойду над ограниченностью земных знаков к величию Сущего и, как раб и помощник Твой, преподнесу Тебе вместо Жертвы предложения труды и боль всего мира моего, а алтарем моим да станет Земля!
Восходящее светило озарило дальний край небосвода. И опять под подвижной пеленой пламени живая Земля начинает пробуждаться, приходит в движение и готовится к дневным тяжелым трудам своим. Я положу на мой дискос, Господи, тот урожай, что будет принесен трудами пробуждающейся Земли, и чаша моя будет полна соком всех плодов виноградных, раздавленных сегодня.
Чаша и дискос мои–это недра души, доверяющейся силам, восходящим со всех концов Земли к Духу Твоему. Пусть же в моей памяти явятся те, кого Солнце Востока будит для трудов дневных, и мне будет дано почувствовать их незримое присутствие!
И вот–один за другим, Господи, передо мной проходят те, кого я люблю, кто был дан мне Тобою как опора и радость моему существованию. Один за другим вспоминаются мне члены этой столь значимой и важной для меня семьи, которую по крупицам создала вокруг меня близость сердец и умов. Не так четко, но вижу я и всех, кто образует единое тело человечества; всех, кто помогает и содействует мне, оставаясь неизвестным для меня; и прежде всего тех, кто праведно или ошибочно, в кабинетах, лабораториях и фабриках работает во имя развития сотворенного мира и будет сегодня искать Света.
Это волнующееся, неясное или четко определимое множество, устрашающее сердца своим величием; это море человеческое, которое зыблется, внося сомнения в самые верные Богу сердца,–я желаю, чтобы все существо мое откликнулось на доносящийся до меня неясный гул его. Все во Вселенной, чему сегодня надлежит цвести и увядать, все, что родилось, и все, что исчезнет,– вот что, о Господи, я хочу сосредоточить в себе, чтобы Тебе предложить; вот та единственная Жертва, какая будет принята Тобой.
Когда-то в храм Твой приносили плоды, колосья и отборных животных. Но Жертва, которая воистину нужна Тебе, дабы Ты мог ежедневно утолять Свой голод и Свою жажду, есть возрастание мира, погруженного в поток всеобщего становления.
Не отвергни, Господи, жертву эту, которую стремящееся к Тебе творение преподносит Тебе на рассвете. Я понимаю, что хлеб, произведенный работой нашей, есть только измолотая, измельченная и испеченная масса зерен. А вино, впитавшее в себя наши скорби, является–увы!–просто расслабляющей тело и душу влагой. Но в эту бесформенную материю Тобою вложено неостановимое и освящающее стремление, которые вызывает у любого смертного, от грешника до святого, порыв: «Да будем мы едины, Господи!»
Так как вместо благородных порывов и недостижимой чистоты Святых Твоих Ты, Господи, даровал мне непреоборимое стремление ко всему живому в косной материи; так как я, –и это мне не под силу изменить,–в большей степени дитя Земли, нежели раб Неба,–на заре нынешней я душой поднимусь к Высоте Твоей, неся на себе тяжесть надежд и разочарований материи; и правом моего священства, дарованного мне Тобою, –на все, что зарождается и гибнет сегодня под лучами утренней зари, я призову Пламя.

 

Пламя над миром

 

В нас живет глубокое заблуждение, что Пламя, основа всего существующего, исходит из глубины Земли, и лучи его сияют вдоль блестящего следа за кормой корабля Бытия. Но, Господи, Ты позволил мне осознать, что такое представление не соответствует истине и, чтобы увидеть Тебя, я должен изменить его. 
В начале была обладающая разумом, любовью и творчеством Сила. В начале было Слово, способное безраздельно покорять себе и месить, подобно тесту, материю. В начале не было тьмы и холода, но было Пламя. Вот истина.
Таким образом, свет не зарождается постепенно из темноты мира нашего, а, наоборот, существует изначально и освещает нашу ночь. Мы, сотворенные существа, по своему самобытию есть тьма и пустота. Ты, Боже,–основа и постоянство незыблемой Среды, независимой от времени и пространства, в которую погружается и находит свою форму Вселенная, теряя четкие пределы своего бытия, из-за чего она начинает казаться нам такой необозримой. Все есть бытие, везде есть только бытие, если не принимать во внимание разъединенность сотворенных явлений и борьбу их первоэлементов.
Огненный Дух, созидательное личностное Пламя, истинная Цель единения, несоизмеримо более прекрасного и необходимого, чем смертоносное слияние, являющееся мечтой какого-то пантеизма, сойди еще раз на ту непрочную поверхность материального бытия, в которую будет облечена Вселенная, и даруй ей душу!
Я понимаю, что мы не можем руководить Твоими деяниями и даже предчувствовать их. От Тебя исходят все благие устремления, начиная с этой молитвы моей.
Ты–светоносное Слово, Ты–огненная Сила, Ты лепишь, как глину, множественность, чтобы вдохнуть в нее дух Жизни Своей; я молю Тебя, коснись нас Своими руками, Своими воспитующими, вездесущими руками, которые не остаются на поверхности в отличие от человеческих рук, а проникают в недра всего сущего, в сердцевину его настоящей и былой всеобщности и воздействуют на нас одновременно всем самым прекрасным и потаенным в нас и вокруг нас.
Этими неостановимыми руками подготовь и сформируй для выполнения Своего великого замысла сосредоточенное в душе моей стремление Земли к Духу. Преосуществи его и перемени от самого его начала. Ты знаешь, почему невозможно Твоим созданиям возникать иначе, как на оси вечной эволюции.
А ныне возгласи над ним посредством уст моих великие слова, без которых все в душе и жизни нашей разрушается и которыми все в наших мыслях о мире Твоем и нашей созидательной деятельности в нем обретает единство и форму, насколько мы можем постичь это. Над всем живым, над всем, чему предстоит возникнуть, возрастать, цвести и созревать ныне, произнеси: «Сие есть Тело Мое!» А над всякой смертью, разрушающей, обессиливающей, губящей нас, скажи (и в этом–смысл и тайна веры): «Сие есть Кровь Моя».

 

Пламя в мире

 

Свершилось.
Пламя опять облекло Землю.
Нет, оно не пало с громом на горные пики, подобно ослепляющей молнии. Нужно ли хозяину ломать двери, чтобы проникнуть в дом свой?
Без взрыва, без потрясений огонь пронизал изнутри вещество нашего существования. От ядра незримого атома до космических грандиозных энергий он так естественно озарило каждый первоэлемент в частности и всю Вселенную вообще, что Пламя воссияло как бы без внешних толчков и воздействий.
В новом формирующимся ныне общечеловеческом едином теле вечно продолжается рождение Слова, и из-за Его проникновения в глубину мира воды материи, даже не взволновавшись, обрели жизнь. Внешне под воздействием преосуществляющей мир силы не переменилось ничего. Загадочно и реально Мироздание, от взаимодействия с насущным Словом ставшее великой Жертвой предложения, превратилось в тело. Вся плоть земная отныне, Боже, стала Твоею.
Как давно разум человеческий обнаружил у мира нашего удивительные качества, которые делают Вселенную похожей на тело…
Как и тело, она привлекает нас красотой своих изгибов и загадкой своего взора.
Как и тело, она остается недоступной нам–нашей мысли, разрушению и бегу времени.
Как и тело, ее суть можно разгадать только, выйдя за границы своего малого мирка.
Это зовущее нас соединение близости и отдаленности мы все, Боже, чувствуем с мира нашего появления на свет. В наследстве боли и надежды, переходящем от одного поколения человеческого другому, нет печали более глубокой, чем та, которая побуждает человека рыдать от горечи и стремления к Присутствию, недоступно для него парящему над окружающим его миром.
Сегодня, Господи, освящением Вселенной все цвета и запахи мира делаются для меня воспринимаемыми и постигаемыми в Тебе. То, что видела моя волнующаяся мысль и искало мое сердце, полное искреннего желания, Ты полной мерой даруешь мне: недостаточно того, что все сущее соединено Тобою, так что ни одна тварь не может пребывать вне связи с остальными, но явления мира настолько соединены с одним неким Центром, что их со-бытие дарует им качества незыблемости и неразделимости.
Преодолей в нас, Господи, откровением Своим ребяческую слабость мысли, не желающей видеть во Вселенной ничего более великого, чем совершенство тела человеческого! В дороге к более истинному знанию Мироздания дети мира сего постоянно превосходят мудрецов Израиля. Ты, Господь Иисус, «в Ком все существующее обретает прочную основу», явись наконец тем, кто жаждет Тебя и Правды Твоей, как высочайшая личность и физическое средоточие творения. Неужели не знаешь Ты, что я говорю о жизни нашей? Если бы я не был способен верить, что помощь Твоя рядом со мною оживляет, успокаивает, наполняет силой малейшие явления окружающего мира, поддерживающие меня, –разве не погиб бы я в холодном мире Твоем?
Благодарю Тебя, Господи, за то, что множеством путей Ты учил меня видеть, пока наконец я не узрел бесконечную простоту бытия! Постепенно под влиянием возраставших во мне с течением времени даров, которые Ты доверил мне еще в младенчестве моем, благодаря необыкновенным людям и спутникам, явившимся в необходимый момент мне в дороге моей, чтобы поддержать и просветить меня, под воздействием страшных и великих таинств, которые я прошел благодаря Тебе, я лишился способности видеть и выделять что-то из той Среды, где все едино.
В миг, когда жизнь Твоя стала освящением Вселенной, мой разум стал острее, сильнее и спокойнее, и теперь я погружусь в блаженное созерцание видения, красота и согласие которого бесконечны.
Перед ликом мира нашего, воплощенного Твоим воплощением, ставшим единым Телом Твоим, о Боже, я ощущаю не поглощенность мониста, стремящегося бесследно растаять в Едином, не трепет язычника, падшего к ногам зримо воспринимаемого божества, и не безвольное отрешение квиетиста, доверившегося воле высших сил.
Почерпнув у этих учений часть их достоинства, но не вводя меня в искушение, Твое всеприсутствие позволяет мне занять позицию, в которой сливаются, облагораживая друг друга, три самые опасные порыва, от начала века захватывавшие душу человеческую.
Как и монист, я углубляюсь во Всеединое, но оно столь совершенно, что я в нем нахожу, отвергнув себя, высшее развитие своей личности.
Как и язычник, я верую в доступного восприятию человеческому Господа. Я прикасаюсь к Нему посредством явлений материи, ибо я – часть материального мира. Но если я хочу обрести Его ( для простого продолжения взаимодействия с Ним), я должен непрерывно продолжать свой путь сквозь всевозможные препятствия, подпадая под власть тварных существ и в то же время порываясь освободиться от них,–в непрерывном принятии мира и непрерывном освобождении от него.
Как и квиетист, я блаженно доверяюсь волнам Божьей воли, но в то же время я понимаю, что глубины Господнего замысла откроются мне только при полном использовании мной всех моих способностей, всех составляющих моего существа. Подобно Иакову, я прикоснусь к осязаемому Господу только тогда, когда буду побежден Им.
И вот, когда я увидел главную цель, к которой устремлена моя природа, все силы мои вдруг начинают трепетать в ответ на немыслимо прекрасную Божественную Ноту, в которой я слышу соединение противоположных устремлений – тягу к действию и счастье служения, радость обладания и блаженство отречения, гордость развития и упоение исчезновения в большем, чем я.
Исполненный соками материи, я восхожу к духу, который торжествует, облаченный в величие мира. И, увлеченный таинством Тела Божия, я не могу определить, какое из этих блаженств выше и благороднее: найти Слово, чтобы восторжествовать над материей, или овладеть материей, чтобы найти светлое Слово Божие и предать себя Ему.
Пусть, о Господи, Твое сошествие в мир было бы не просто значимым и привлекательным для меня, как плод абстрактных умозаключений, но чтобы оно воистину сделалось мне реальным Твоим Присутствием. И силою, и по праву, независимо от нашей воли, Ты обретаешь плоть в нашем мире, и само существование наше зависит от Тебя. Но в действительности Ты еще не одинаково присутствуешь в жизни каждого из нас. Все мы созрели в чреве одной Вселенной, и вопреки этому любой из нас формирует свою маленькую Вселенную, в которой Воплощение происходит своеобразно, различными способами и путями, недоступными для других. Именно поэтому в молитве у алтаря мы говорим, чтобы преосуществление Даров произошло для нас: «Чтобы было нам Телом и Кровью…» Если я истинно верую, что все в окружающем меня мире есть Плоть и Кровь Слова, то для меня (и в известном смысле ни для кого другого) осуществляется великая «Диафания», открывающая в глубине любого феномена мира одни и те же свет и тепло. Если же вера моя ослабнет, то эти свет и тепло исчезают, и явления мира отъединяются друг от друга.
В эти мгновения Ты снизошел, Господи, в начинающийся день. К несчастью, как неодинакова степень Присутствия Твоего в уготованных нам испытаниях! В тех же условиях, в которые будут ввергнуты я и мои братья, Ты можешь присутствовать полностью, частично или отсутствовать вовсе.
Чтобы яд не смог погубить меня сегодня, чтобы смерть не поразила меня, чтобы вино не лишило меня разума, чтобы в каждой твари я прозревал Тебя и находил Тебя,–даруй мне веру, Господи!

 

Причастие

 

Пламя Божие сошло в мир для того, чтобы охватить и опалить меня; следовательно, недостаточно только видеть его и своею верой вечно сохранять вокруг себя его жар. Надо, всем естеством своим стремясь к освящению, побудившему его зажечься, согласиться на Причащение и предложить Ему в моем лице ту пищу, за которой Он и явился.
Я падаю ниц перед Твоим, о Господи, всеприсутствием в опаленном Тобою мире, и во всем, что со мной происходило, происходит и произойдет, во всем, что окружает меня, во всем, что я свершаю и свершу в этой жизни, я жажду Тебя.
Как это страшно – обрести жизнь и вдруг ощутить, что тебя помимо твоей воли безостановочно влечет некий грозный поток, стремящийся, как это сначала кажется, поглотить все, что уносит в своих волнах!
И я говорю Тебе, Боже: я хочу, чтобы поворотом жизни, который, кроме Тебя, никто не в силах совершить, ужас перед непостижимыми переменами, готовыми пересоздать мою сущность, преосуществился бы в счастье преображения в Тебе.
И я, не трепеща, протяну руку к тому пылающему хлебу, который Ты даешь мне. В этом хлебе, таящем в себе семя всякой эволюции, я постигну истоки и смысл данного мне будущего. Я понимаю, что взять этот хлеб – значит отдать себя силам, которые мучительно отсекут меня от моей самости и бросят в круговорот бедствий, угроз, тяжелой работы души и тела, перерождения мыслей, всеотречения от своих желаний. Принять хлеб Плоти Божией значит во имя того, что превосходит все, обречь себя на такие чувства и такие оковы, которые не позволят мне испытывать радости, ранее наполнявшие мою жизнь. Господи Иисусе, я согласен на то, чтобы Ты владел мною и вел властью Своего страдающего Тела, к Которому я отныне причастен, к такому одиночеству, какое не может своими силами создать человек. 
Как каждый смертный, я мечтал бы разбить шатер свой на какой-либо из избранных, высочайших вершин Земли. 
Как каждый смертный, я боюсь непомерно темного и нового будущего, к которому я влеком грозным потоком. 
Как каждый смертный, я вопрошаю себя, Тебя, всех: к какой цели, в каком направлении течет жизнь наша?... 
Так пусть Причащение хлебом ко Христу, обладающему властью над приумножением мира, спасет меня от пустого трепета и лености. В вихре борющихся начал я движусь, о Господи, к Слову Твоему, в котором преумножится мой дар прозревать Твое Присутствие во всякой твари. Тот, кто истинно возлюбит Христа, таящегося в силах, побуждающих Землю развиваться, того Земля возьмет на свои исполинские руки и вознесет его к зримому лику Божию.
Если бы Царствие Твое, о мой Господь, было от мира сего, то, чтобы прозреть Твое присутствие и коснуться Тебя, я мог бы только предать себя силам, влекущим нас через страдания и умирание, позволяя ощутимо возрастать в нас – нас самих или же то, что мы любим более, чем себя. Но поскольку Цель, к которой устремлен земной мир, находится вдали от границ не только каждого отдельного явления, но и всего существующего, поскольку труд, совершаемый Вселенной, заключается не в том, чтобы произвести из недр своего бытия нечто высшее, чем она есть, а свершить себя путем единения в изначальном бытии, то становится очевидным, что для достижения огненной сердцевины бытия человеку мало жить для себя либо для какого бы то ни было земного дела. Мир может обрести Тебя, Господи, только путем перемены, перемещения центра, и в ходе этого переворота временно исчезнет не только какой-либо успех, но даже иллюзорная возможность плотской или духовной человеческой победы. Для соединения моей и Твоей сущности необходимо, чтобы во мне исчезли не только монада, но и мир, нужно пройти тернистый путь уничижения, которое ничто зримое не возместит. Именно поэтому, собирая в чаше горечь всех поражений, разрушений и разочарований, Ты подносишь ее к моим губам: «Пейте все».
И как я могу отказаться от этой чаши, о мой Господь, в тот миг, когда данный мне Тобою хлеб породил в самой сердцевине моего существования тягу соединиться с Тобой за пределами жизни – посредством смерти. Освящение мира не было бы совершено, если бы Ты не дал свободу силам смерти. Мое причащение не смогло бы совершиться ( оно даже не имело бы права называться христианским), если бы наряду с развитием, которое достигается мной ежедневно, я не согласился бы во имя себя и во имя Вселенной как непосредственное участие в Твоей Жертве скрытое или явственное действие разрушения, старости, смерти, неостановимо угрожающих миру во спасение его или на погибель ему. Я слепо доверяюсь, Боже, страшному умалению, благодаря которому моя ограниченная самость будет заменена – ибо я верую в это – Твоим Всеприсутствием. Если кто-то всей сущностью своею возлюбит Иисуса, таящегося в разрушающих Землю силах, то Земля поднимет его, истомленного духовной жаждой, своими великими руками, и вместе с ней он очнется от судорог небытия на груди Всеблагого Господа.

 

Молитва

 

Ныне, о Господи, когда, затаившись в силах мира, Ты воистину сделался для меня всем, что есть вокруг меня и во мне, я сочетаю опьянение тем, что имею, и жажду того, чего мне не хватает, в одно движение души и произнесу Тебе, вслед за Твоим слугою, те огненные слова, в которых все очевиднее будут проступать – я верю в это – контуры христианства будущего: 
«Господи, прими меня в самую глубину, самое лоно Твоего сердца. И когда Ты станешь сохранять меня в нем, обжигай меня, очищай, вдохновляй, сколько Тебе угодно, до полного моего исчезновения».
О мой Господь! Наконец-то в процессе всемирного преображения и Причастия я нашел Того, кого могу от всей своей души назвать этим именем! До того момента, пока я прозревал в Тебе, Иисусе, только человека, жившего два тысячелетия назад, великого Учителя, Друга, Брата, любовь моя к Тебе была слаба и несвободна. Неужели нет вокруг нас преданных друзей, верных братьев, опытных мудрецов, к тому же менее отдаленных от нас? И, кроме этого, способен ли человек полностью вверить себя человеческой, только человеческой природе? С самого начала Вселенная, а не одно из ее составляющих, овладела моим сердцем, и никогда, ни перед кем другим я не смогу преклониться. И поэтому, даже веруя в Тебя, я долго скитался душою, не ведая, что я возлюбил. Но ныне силою сверхчеловеческой власти, дарованной Тебе Воскресением, Ты соизволяешь мне, мой Властитель, видеть Тебя во всех силах Земли, и я узнаю в Тебе моего Повелителя и с упоением отдаю свою жизнь в Твои руки. 
Неисповедимы пути Господни. Два столетия тому назад, когда в груди Твоей Церкви начало ощущаться биение Твоего сердца, могло показаться, что людей привлекло то, что в Тебе явилось более ясное, более очевидное начало, чем Твое вочеловечение. И вот все неожиданно преобразилось! Сейчас я прозреваю, что «откровением» Твоего сердца Ты прежде всего стремился, Иисусе, предоставить нашей любви способность освободиться от излишне узкого, втиснутого в тесные границы представления о Тебе. В Твоей груди я вижу пламенеющий очаг, и чем более истово я взираю на эту огненную сердцевину мира, тем более ясно представляется мне, как очертания Тела Твоего тают, что они растут до необозримых размеров, и отныне я не вижу в Тебе никаких иных черт, кроме образа огненного, пламенеющего Тобою мира.
Христос во Славе: непостижимое воздействие Божие, рассредоточенное по недрам материи, и ослепительное средоточие, в котором соединяются неисчислимые нити множественности; сила, не покоряющаяся никому, как Вселенная, и дышащая пламенем, как жизнь; Ты, Чье чело белоснежно, взор сверкающ, а стопы источают сияние, более яркое, чем свет расплавленного золота; Ты, Чьи ладони вмещают звездное небо, Ты – первый и последний, живой, мертвый и воскресший; Ты, сочетающий в Своем Единстве все чары, все чувства, все силы, все состояния; это к Тебе стремилась моя душа желанием необъятным, как мир. Ты воистину мой Господь и мой Бог! 
«Прими меня в глубину Свою, Господи!»
Ах! Я верую в это (и настолько сильно, что эта вера стала одним из столпов жизни моей души): мрак, где нет Тебя, был бы абсолютным небытием. Ничто не может жить и пребывать вне Тела Твоего, Господи Иисусе, и даже те, кто лишен любви Твоей, еще пользуются, к горю своему, помощью Твоего присутствия. Все мы неизбежно существуем и живем Тобой – вселенской средой плотности и жизни!
Но именно оттого, что мы несовершенны, что нас нельзя представить бесконечно-далекими или слитыми с Тобой, именно оттого, что в нас субъект единения возрастает вместе с самим единением, вручающим нас постепенно в Твои руки, – ради самой истинной сути моей внемли, Господи, желанию того, что я дерзаю назвать своей душой, хотя с каждым новым днем я понимаю, насколько она превышает меня, во имя утоления моей жажды всебытия сквозь сферы Твоей глубочайшей сущности вплоть до святая святых Твоего сердца – приближай меня к Себе!
Чем явственнее я нахожу Тебя, Господи, тем более всепронизывающим предстает предо мной Твое воздействие; по этому признаку я в любой миг могу понять, насколько приблизился я к Тебе. Когда я обнаруживаю, что все явления вокруг меня, не теряя своей сущности и явных черт, тем не менее соединены некоей непостижимой силой в неразделимое, неизмеримо близкое и неизмеримо далекое начало, когда, будучи принят в сокровенную глубину Божественного святилища, я почувствую, что беспрепятственно странствую по небу всего Творения, – тогда я пойму, что подхожу к точке, где встречаются сердце вселенной и свет, исходящий из Божьего сердца. 
В этом средоточии космического горения подвергни меня, Боже, как пламени, всем влияниям, которые, будучи испытанными на большем расстоянии от Тебя, стали бы тщетными, двусмысленными и чуждыми Тебе, но, будучи освящены энергией, «которая способна покорить себе все», они преображаются в физических недрах Твоего сердца в вестников Твоей победоносной миссии. Своей любовью Ты непостижимым образом соединил очарование всего сотворенного с его ничтожеством, кротость его – с яростью, иллюзорную слабость – и внушающее страх могущество; я молю Тебя, воспламени поочередно радость и презрение в моей душе, научи ее истинной чистоте, не той, что ослабляет и разделяет сущее, но той, что усиливается от всяческой красоты; сообщи ей, что настоящая любовь – это не та, что наделена великой властью взламывать все замки жизни сразу; и, наконец, дай ей силою Твоего непрерывно растущего всеприсутствия благодатную жажду все глубже узнавать, творить и претерпевать мир, чтобы все явственнее видеть Тебя.
Все мое счастье и мой истинный успех, вся суть моего бытия, вся моя любовь к жизни, Господи, зависят от этого важнейшего прозрения, от способности видеть Твое единство со Вселенной. Пусть другие, верные своему более высокому призванию, несут весть о величии Твоего бесплотного Духа! А я верен предназначению, исходящему от тончайших струн моей души, и не желаю и не могу благовествовать ни о чем ином, кроме бесчисленных проявлений Твоей воплощенной сути в материи, я ничего иного никогда не буду способен возвещать, кроме тайны Твоего Тела, о Душа, видимая во всем окружающем нас.
Твоему Телу во всей его безмерности, т.е. миру, ставшему благодаря Твоей власти и моей веры блистающим одухотворенным горнилом, в котором все расплавляется, чтобы возродиться, – всеми силами, пробужденными во мне Твоим созидательным притяжением, всем моим слабым знанием, моими духовными связями, моим священническим титулом и ( что для меня важнее всего) всей сущностью моей человеческой веры – я предаюсь, чтобы в нем родиться, пребывать и умереть, Иисусе.

 

Ордос, 1923

bottom of page