Поэт и издатель
Андрей Козырев
СИЯНИЕ
Сестре Утрате
Дитя, нам горестно и больно
Всходить по лестнице любви.
А.Блок.
Книга «СИЯНИЕ» – это своеобразный «роман в фрагментах», биография чувства, долго вынашиваемого под сердцем, родившегося, росшего, прошедшего все стадии взросления, расцвета и увядания и, наконец, умершего… чтобы воскреснуть вновь.
Любовь – это всегда частица Бога в нас. И не удивительно ли, что, подобно Богу, она бессмертна и, даже будучи распята, способна воскресать – вновь и вновь? У каждой любви есть свой крестный путь, своя Голгофа… и своя Пасха. И в этом – высокий небесный смысл земного чувства: любовь учит нас бессмертию на своем примере.
Семь главок этого «романа» представляют из себя семь ступеней той Лестницы (Лествицы) любви, по которой проходит каждый любящий. И каждая из них соответствует одному из семи дней Страстей Христовых. Так путь восхождения души замыкается в недельный цикл человеческих забот и устремлений.
Недаром сказал поэт:
В горькой глубине моих ладоней
В эти семь апрельских страшных дней
Замирает крик: о ней! о ней!
Громкий крик, – а тишина – бездонней…
В любви каждый человек причащается – если не Христу, то ближнему. И я надеюсь, что отождествление любви и Бога в наши дни не сочтется кощунством.
Ибо Любовь – это Высота.
И Любовь – это Сияние.
Сияние, которое исходит из нас. Сияние, которым озарены мы. Сияние, которое хотело переродиться в Слово – в этих стихах.
Насколько удалось мне передать в слове Свет – судить Вам, уважаемые читатели, и Вам, все любящие и любимые, те, кто, может быть, никогда не прочтет этой книги, но для которых – от первой до последней строки – она и была написана.
Андрей Козырев. Омск. 16 сентября 2014,
в день 720-летия со дня рождения Джульетты.
ПРЕОБРАЖЕНИЕ.
Крылья из лучей солнечных – за спиной твоей. Ладонь дождя благословляющая – на лбу моем. Любовь – в сердцах наших.
Вдвоем восходим мы на внутренний Фавор наших сердец, воедино слитых, и долго и сладостно восхождение наше. Свет от света Фаворского зовет нас, и идем мы – прямо, безропотно, радостно.
Высок и благостен путь наш.
Свете, гряди!
* * *
Ты обычна, добра, проста
И в историю ты не вписана.
В представленьях земных всегда
Тихо прячешься за кулисами.
Ты – сподвижница, мать, жена,
Лишь любовью своей увенчана,
Лишь любовью своей полна,
Называешься просто – женщина.
Ты – поляна, вкус молока,
Сладость летняя, земляничная…
Далека ты и так близка,
Незаметная и обычная.
Но оставь лишь мои мечты –
И душа станет вмиг безлюдною…
И тогда я пойму, что ты –
Диво дивное, чудо чудное.
* * *
Любовь идёт. Как грозовая туча,
Она застила тьмою небосвод,
Она растет и ширится, могуча,
И льется с высоты потоком вод.
И пьёт земля. И все земные поры
Впивают жадно эту благодать,
И пьют деревья, здания, соборы,
И хочет мир любить, искать, дышать!
Любовь переполняет наши реки,
Течет по стеклам, льётся благодатно,
Всю тягостную прогоняя грусть…
Текут дождинки у меня по векам,
Любовь, как дождь, чиста невероятно…
А я промокнуть под дождём боюсь.
Песня
Не злясь, не измеряя силы,
Упасть в любовь, как в бархат лож…
А из любви, как из России,
Кривой дорогой не уйдёшь.
Ты – чистая, святая, злая,
Своей не знаешь высоты…
А я – ошибка, но такая,
Какой гордиться будешь ты.
Да! На каких-нибудь полночи,
На полсудьбы, на полчаса
Я стану морем, – ты же хочешь
Взметнуться чайкой в небеса?
Я – только черновик твой смутный.
Но нам друг с другом повезло:
Тебе в моих стихах уютно,
А мне во снах твоих тепло.
Перетекает небо синью
Из глаз твоих – в мои глаза…
А из любви, как из России,
Одна дорога – в небеса.
И сердце застучит, встревожась,
И пробежит по коже дрожь:
Пусть из судьбы уйти ты можешь –
Из снов моих ты не уйдёшь!
Америка Любви
Тебя я, как Америку, открыл.
Я долго плыл на корабле сквозь бури,
глядел вперед, смиряя в сердце пыл…
Вот, наконец,– земля среди лазури!
Горой над морем возвышалась Ревность,
текла Разлука горькою рекой,
и выжженная солнцем Повседневность
пустынею ложилась под ногой.
Я знаю географию любви:
на север от неё— река Разлуки,
на западе— страна житейской Скуки,
на юге— царство Спеси-на-Крови.
В тебе растёт и ширится закат,
цветут поля, работают крестьяне,
бегут гонцы, цветёт весенний сад,
воюют царства и идут восстанья.
Тысячелетья на земле твоей
кипела жизнь, не находя предела,
зачем же я, чтоб после мир возделать,
топчу Любовь копытами коней?
Америка любви светла, огромна,
в ней много солнца, счастья и огня.
И на конкисте этой, непреклонный,
я покорил тебя… А ты–меня!
* * *
Любовь ко мне неслышно подошла
и со спины ладонями закрыла
мои глаза… «Ты – кто? Добра ли? Зла?
В тебе таится слабость или сила?»
Любовь смеётся, руки не убрав…
И до тех пор, пока не угадаю,
кто же она, и не пойму, что прав,
с закрытыми глазами я шагаю.
* * *
Нет, в чужих я не бывал цепях,
Не искал вовек иной отрады,
Ведь в твоих светящихся глазах
Бродит солнце, точно в винограде.
Ты прекрасна красотой иной,
На земных красавиц непохожей…
Как под изумленною луной,
Словно яблоки, мерцает кожа!
Только яблоко – причина бед,
Боли, содроганий, исступленья,
Ведь в любой душе оставил след
Сладкий, тяжкий плод грехопаденья.
Но к тебе я направляю взгляд,
Не боясь манящей преисподней,
Потому что рядом - виноград
Зреет на благой лозе Господней.
Дорога любви
В твоих глазах не плещется волна,
Заря в них не встает, огнем пылая…
Но в них дорога сельская видна,
В пыли дорога – без конца, без края.
По сторонам дороги – лопухи.
Леса вдали зовут, синеют реки…
И это все, вошедшее в стихи,
Отражено в глазах твоих навеки.
Я побывать могу в раю, в аду,
Связать миры дорогою своею,
И все пути земные я пройду,
А в тот, в твоих глазах, – ступить не смею...
* * *
Печаль, как ворон, смотрит с высоты
на то, как мы по улице гуляем.
Тем, кто со счастьем перешёл на «ты»,
двухкомнатный шалаш нужнее рая.
Судьба, прогнозы, сказки… Ерунда!
Мы будущее знаем без гадалки.
И пусть мне ворон каркнет: «Никогда!»–
Его сшибу я сразу крепкой палкой!
* * *
Я выдумал тебя, – признаюсь сам, –
И жить не смог без выдумки несносной.
В тебе я Жизни слышу голоса,
В тебе я вижу все былые весны…
А между тем–я выдумал тебя.
Но не пойму никак, душой робея:
Как это я, мечтая и любя,
Сам стал случайной выдумкой твоею?
Падежи
Ты – имя всех моих надежд.
Я – именительный падеж.
А ты – на новом рубеже –
В родительном живёшь уже.
Бог копит в небе благодать,
Чтоб дательным за всё воздать.
А я – творю, пишу, строчу,
Творительный падеж учу.
Винительный падеж забудь:
Он – лишь для потерявших путь.
Предложный предлагает нам
Взойти по строчкам к небесам
И сотворить там падежи
Для языка любви без лжи:
Искательный, сиятельный,
Растительный, любительный,
Старательный страдательный
И славный наградительный,
Печальный умирательный
И вечный воскресительный!
Язык любви – блистательный
И мироповелительный!
* * *
Не зови меня. Я заблудился в весне,
До рассвета хочу я остаться в апреле.
А за окнами — стужа. За окнами — снег.
И давно уже птицы на юг улетели.
Я в весне, я в весне! И меня не спеши
возвратить из времен, где я был с тобой прежде!
Только осень листвою коснулась души,
и осеннею стаей умчались надежды.
Как роса на траву, мне на душу легли
мои строки, и ты по росе пробежала…
Сердце, сердце мое, ты всё где-то вдали,
и тебе миновавшего времени мало.
Но октябрь за окном, и в душе стынет грусть,
и стираю я с памяти слой серой пыли…
И я всё ещё чувств незнакомых боюсь,
но звездой я пронзён, словно пулей, навылет.
Романс
Мои дворцы, угодья и поля,
Моей души сокровища и клады,
Стихов непобедимые армады,
Войска и замки, вся моя земля, –
Мои леса, чащобы и скиты,
Волшба, туманы, тайны без разгадки,
Звериный вой, тропинки, сумрак сладкий,
Стоцветные оттенки темноты, –
Моя скупая злая нищета,
Тряпье на теле, пыль, и прах, и глина,
С которыми земная плоть едина,
И жизнь, и смерть, и свет, и темнота,–
Все это – ты. И я тебе служу,
Тобой воскрес, в твой рай я восхожу…
Но все слова сгорают, словно прах,
Когда ко мне по лестнице из дома
Через ступень бежишь, судьбой ведома,
И вот – твоя ладонь в моих руках!
ВЕЧЕР ТАИНСТВА.
Таинственно все, любви касающееся. Таинственно – и сокровенно. В глубине крови моей цветут лучи твои. В глубине сердца твоего бьются слова мои. И во взглядах наших иной, сокровенный свет лучится.
Быть всегда наедине, всегда лицом к лицу – среди пустоты, среди толпы, среди вселенной безграничной; ощущать падения и взлеты крови своей в веянии ветров, видеть пульс любви своей в биении неба весеннего – вот она, любовь! Вот она, жизнь! И вот оно, одиночество…
Обнажая сущность свою, срывая все наносное с жизни своей, как бы и от жизни самой не избавиться нам; поистине, слишком велика любовь, чтобы жизнь могла вместить ее! Крепка она, как смерть, и прочна, как вечность; мы же, непрочные, дрожим и разбиваемся, сосудам подобно, от прикосновения ее легчайшего.
Смилуйся над нами, любовь, смилуйся!
* * *
Я бросился в любовь, как будто в реку,
И рыбой по волне любви поплыл…
Да, рыбой. Я устал быть человеком,
А водяным стать – не хватило сил.
Любовь текла, во сне смежал я веки,
В тебе всех весен слыша голоса…
Я бросился в любовь, как будто в реку,
И по теченью выплыл в небеса…
* * *
Светом осени, чистым и ярким,
Светом осени пОлны глаза.
Старый Бог преподносит подарки
Перед тем, как свернуть небеса.
Мы с тобою стоим у обрыва.
Впереди – чистота и туман.
Эта жизнь, этот сон, это диво –
Просто чей-то старинный обман.
Ты согреешь мне щеки губами,
Я почувствую правду твою
И неяркое алое пламя
Под ногами ударом взобью.
Шаг один – до высокого счастья,
Шаг еще – нет ни счастья, ни сил…
Это выше моей слабой власти,
Это сам я у Бога просил.
Мы расстанемся просто, как дети,
Я махну на прощанье рукой –
И шагну, и шагну в даль столетий,
Где туман, чистота и покой.
Я люблю этот сад
Наивная песенка на старый мотив
Я люблю этот дом,
Я люблю этот сад,
Где под синим дождём
Георгины стоят.
Я люблю этот сад,
Я люблю этот дом,
Где цветеньем объят
Куст под самым окном.
Пусть в миру пролетят
Тыща лет или две –
Я люблю этот сад
У меня в голове.
В нём не гаснет закат
И не вянут цветы.
Я люблю этот сад
Под названием «Ты».
И, когда я уйду
За земной окоём,
В этом дивном саду
Мы с тобою пройдём.
Мы пройдём по судьбе,
Невесомы, чисты –
Ты во мне, я в тебе,
И в обоих – цветы.
И в цветенье огня
Потону я один,
И пройдёт сквозь меня
Тёплый дождь георгин.
* * *
Я помню это: нити дождевые
Сшивали небо с серою землей.
Шел дождь, шел дождь над Омском, над Россией,
И я сквозь мрак кричал тебе: – Постой!
Ты уходила. Я лишался силы.
На место счастья приходил покой.
Я помню пустоту былого года,
И листопад, и шорох тишины.
Все так, как после твоего ухода.
Пускай ничто не потревожит сны.
Пусть знают все, как мы верны природе,
как жили мы, как были влюблены,
Как я бродил пустынною аллеей,
Не застегнув осеннего пальто,
Как тишину с тобою мы жалели
За то, что слов не знает, помня то,
Что над моей земною колыбелью
Она звучала, как не пел никто.
Трамваи шли, прохожие спешили,
А мы одни смотрели листопад,
И все, что было, остается в силе,
Все клятвы, все, что слышал старый сад.
Да, ты ушла. Но мы с тобой любили
Весь Божий свет, не требуя наград.
И до сих пор я слышу звук гитары,
и до сих пор, в бессмертье уходя,
тебя я числю главным Божьим даром,
и в тишине осенним тротуаром
Я побреду дождем над парком старым
Вслед за тобою, девочка дождя.
* * *
Я небо полной горстью зачерпнул –
И неба в мире больше не осталось.
Я солнца луч в тугой клубок свернул
И в космос бросил – это просто малость!
В ладони я сжимаю шар земной,
Я все сумел бы, кабы… кабы… кабы…
Но, только ты заговоришь со мной,
Как становлюсь я маленьким и слабым…
* * *
Минуты шли, столетья шли
В раздумьях вечных этих:
Люблю ли я? Ты любишь ли?
Вопросы без ответа.
Решаю их, томлюсь до слез,
Не верю в сны примет…
Но лишь неправильный вопрос
Имеет свой ответ.
* * *
Ты в жизнь мою проникла без возврата:
Ты вечным снегом падаешь с небес,
Тобой осыпан, словно снежной ватой,
Завороженный новогодний лес.
Твои глаза морозным утром рано
Глядят с небес сквозь туч высоких дым…
И даже капли, падая из крана,
Средь ночи плачут голосом твоим.
Антракт
Зажёгся свет. Спектакль на середине
был остановлен. Тонет мир в тиши.
И занавес упал, как гильотина,
на части разрубив игру и жизнь.
И мы с тобой столкнулись за кулисой.
Сейчас нас вновь на сцену позовут–
кривляться, петь, актёром быть, актрисой…
Но мы живём–сейчас. Сегодня. Тут.
И я шепчу о чем-то так неловко…
В твоем зрачке–слеза, слеза дрожит…
Терпеть! Спектакль смешон, ты в нем–шутовка!
Сейчас звонок на сцену прозвучит!
Мне надо будет вновь шагать, идти,
ломая руки, маясь, цепенея…
Но жизнь прожить–не сцену перейти:
сойти со сцены в сотню раз труднее.
И надо будет, веря в перемены,
дрожать, трястись в предчувствии невзгод,
чтоб бутафорским яблоком на сцене
стал для меня грехопаденья плод.
И надо будет испытать печали,
познать на сцене боль, и страх, и зло,
чтоб, дуя на руки в холодном зале,
Великой Жизни ощутить тепло…
Сейчас–антракт. Не подали нам знака.
Сейчас мы живы. Сцена–вот наш дом.
На ней мы будем и играть, и плакать,
Но это всё–потом…
Потом…
Потом…
(Третий звонок)
* * *
…А прошлое – дождями отзвенело,
А может быть, и не было его.
Но где-то ты ходила в платье белом,
Но где-то в сердце было волшебство.
Но где-то между вымыслом и бредом
Я был влюблен – и счастлив, может быть.
Жаль только, что вам этот мир неведом!
Но мне его вовеки не забыть…
* * *
Рябина отразилась в синих лужах,
И пестрый зонтик радуги светлей…
...Кому тогда был ведом этот ужас,
В том старом парке, возле тополей?
Мы шли с тобой дорожкой непросохшей,
И я глотал дождинки с губ твоих…
Все было вновь, все было легче, проще,
В тот первый миг любви, в последний миг.
Казалось нам, не может быть иначе…
Но страсть пришла. И стало все всерьез.
…Зачем, зачем зря о любви мы плачем,
Когда и смерть не вытирает слез?
* * *
Зачем всё это – встречи, расставанья,
Тоска и радость, слёзы, смех, любовь?
Зачем нам солнца яркое сиянье,
Зачем нужны сплетенья звучных слов?
Как будто кто-то управляет нами,
Толкает нас друг к другу, а потом –
Разводит вновь небесными путями,
Оплакав нас сияющим дождём…
И кажется, что сердцу мира мало…
А просто, сквозь столетья проходя,
Любовь пришла, сверкнула, отблистала
Сияющими каплями дождя.
* * *
Помню, как с тобою мы расстались
На два дня – и на всю жизнь потом.
Ты смотрела в небо, звезд касаясь,
Видя в небе чей-то вечный дом.
Этот взор, высокий, чистый, темный,
Словно затаил немой вопрос…
…Так Господь смотрел на мир огромный,
Отпуская Землю в путь меж звезд…
А затем ты на меня в тревоге
Посмотрела, и сгорела страсть…
…Высший ангел так смотрел на Бога,
Прежде чем восстать и в бездну пасть.
ПРЕДАТЕЛЬСТВО.
Верность есть любовь, и измена есть любовь; любовь любви противоречит, любовь любви дорогу преграждает. Мы же, слабые, распяты на перекрестии путей этих.
Изменяя любви, себе изменяем мы; веру предавая, себя предаем. И, маятнику подобно, мечется душа моя от счастия к страданию, от добродетели к грехопадению; и смерть моя – в остановке маятника, и мука моя – в движении его.
Продолжай же движение, маятник, от края до края жизни, от края до края вселенной! Не могу я препятствовать тебе. Но знай, что больно мне метаться от любви к любви на острие твоем, на острие жизни обнаженном. Больно – горько – невыносимо – и неизбежно: такова жизнь, такова любовь… таков путь наш земной.
* * *
Над миром сверкает небес синева.
Сквозь строки стихов прорастает трава.
Из почек проклюнутся скоро листы.
Огромен закат. И аллеи пусты.
И пахнет весною.
Мечтою.
Судьбой…
Прощаюсь с тобой.
Наверно, так надо, – прощаться, прощать
В тот миг, когда дарит Господь благодать.
Наверно, так надо, – о счастье забыть
И строчку порвать, как бикфордову нить.
Прощай.
Не сердись.
Будь, как солнце, простой…
Прощаюсь с мечтой.
И много случится, – любовь и тоска,
И будут признанья свистеть у виска,
И ветви от яблок согнутся в садах,
И снег упадет, и земля примет прах.
Все это – потом…
Уходя в вечный бой,
Прощаюсь с собой.
* * *
Какая-то волшебная картинка –
Почти из детства – ворвалась в стихи:
Любовь мне в глаз попала, как соринка,
И стали незаметными грехи.
Какая-то старинная картинка,
Волшебной детской песенки напев:
Любовь в глаза попала, как соринка,
А ты ее достала, пожалев.
Утром
… Постигнут это через много дней
Зачатые сегодня наши дети:
ты до любви была еще моей,
но ты чужою стала на рассвете.
* * *
Любовь снежинкой падает в ладони
И тает, тает, слез своих не пряча,
Не издает встревоженного стона,
О нашей грусти беспокойно плача…
Кто виноват, что пусто в небосклоне,
Кто виноват, что страсть моя прошла?
Любовь снежинкой падает в ладони
И тает – лишь от нашего тепла…
* * *
Это было зимой суровою,
Это было в степи заснеженной…
Ты хотела быть бестолковою,
Ты хотела быть нежной-нежною.
Понимаешь, не все так радостно,
Понимаешь, любовь обманчива…
Но обманутой быть – так сладостно,
и девчонка не бросит мальчика.
Вот идешь ты дорогой снежною,
Путь суров, и ветра жестокие…
Ты прости меня, моя нежная,
Мы вдвоем с тобой одинокие.
От тебя далеко безмерно я,
и в груди бьется сердце всплесками,
И глаза все слезятся серые,
И прокушены губы детские.
* * *
Любовь, бывает, робко постучится
В окошко, - так стучатся воробьи.
И очень просто хлебом поделиться
С обычной пташкой, с вестницей любви.
Мне дома хорошо, здесь свет сияет,
А птице в небе – холодно, темно…
…Но звукоизоляция мешает
Услышать, как любовь стучит в окно.
Телефон как символ любви
Устал я жить с тобою, беспокоясь.
Я ухожу.
Прощай.
Дверями—щёлк!
И, словно телефон, замолкла совесть,
и малогабаритный разум смолк.
И вдруг замру.
Остыть.
Встать.
Опереться
на камень, на скамью—на что-нибудь…
А телефон стучит, стучится в сердце,
как пепел Клааса стучался в грудь!
Я нёс его на сердце, словно камень,
по телефону Бога вызывал—
Бог отвечал короткими гудками
сердцебиенья – и молчал, молчал…
Я спотыкаюсь. Думаю о мести.
Не жизнь была мне с нею, а житьё…
Звони же, телефон! Поплачем вместе.
Лишь зуммер буду слушать—не её…
Вокзал. Вокруг толпа кипит шальная.
Сижу, виною пьяный без вина.
Как горе, телефон в руке сжимаю.
Ну, где же ты?!
Молчанье.
Тишина.
Как тонкости понять житья-бытья?
Как совесть, телефон молчит ещё…
Звонок, быть может, совершил бы я–
Заряд к концу идёт,
исчерпан счёт.
Прощание поэта
Прощай. Живи. Забудь меня, коль хочешь
Любить без слез, без слов, без вещих строк…
Душа дневная, ты боишься ночи,
А я – ночной. Мой путь земной жесток.
Спрячь в душу в счастье, как лицо, от взоров…
Забудь меня. Будь счастлива – хоть с ним.
Тоска пройдёт, печаль минует скоро,
Стихи мои развеются, как дым.
Он будет лучше, и добрей, и краше…
А я – уйду. Один пройду свой путь,
Один пойму суровость жизни нашей,
Один исчезну… Не грусти. Забудь.
А после – ты поймёшь, что было рано
Тебе прощаться… На его груди
Ты сердце ощутишь сплошною раной –
И не увидишь счастья впереди!
Простая красота, простые песни…
Они достойны, праздничны, легки.
Но иногда душа дрожит над бездной,
И манит душу власть скупой строки…
И ты прильнёшь к стихам моим суровым,
И ты прочтёшь в них всё, чем ты жила:
Удары сердца, пульс горячей крови –
И боль, что жажда жизни умерла…
И эти строки, горькие, живые,
Тебе его заменят – и меня…
Они – твои. Навеки. Я– стихия.
Удел твой – дым. А мой – мятеж огня.
Ненавидящая любовь
Не оскорбляй меня напрасной лаской
И нежностью не унижай меня;
Любовь твоя была лишь детской сказкой,
Как лампочка, дарила без огня
Холодный свет; но равнодушье это
Не в радость мне; прости меня. Прощай.
На сердце навсегда оставив мету,
Ни счастья, ни любви не обещай.
Моя любовь сильней любви твоей,
А состязанье чувств всегда жестоко.
В покинутом любовь стократ сильней,
Чем в том, кто счастлив. Слава одиноким!
Твоя душа – в слезах, моя – в крови;
Ты не поймешь моей тоски могильной,
Но ненависть – всего лишь вид любви,
Любви, как смерть, мучительной и сильной.
Предсказание
Когда твоих волос коснется седина,
Когда твое лицо изрежут всё морщины,
Когда замкнешься ты в своих печальных снах
И разум не поймет твоей тоски причину, –
Когда ты понесешь себя, как будто бремя,
Когда ты от судьбы пребудешь далека,
А венах будет течь все медленнее время,
а на пути его плотиною – тоска, –
Когда твоя душа тебе придавят плечи,
когда руками ты виденья будешь прясть,
когда сама с собой начнешь вести ты речи, –
в твоей крови моя заледенеет страсть.
Тогда увидишь ты, как небосвод смеется
Бессильной пустотой ввалившегося рта, –
Как кровь реки сквозь лед, сквозь скорбь любовь пробьется:
Ты вспомнишь про меня. Ты скажешь: «Это так.
Да, он меня любил. Дарил мне лучик света.
Да, я ждала всю жизнь не света, а тепла.
Да, жизнь прошла легко – я слепотой согрета.
Но смерть тем тяжелей, чем легче жизнь была.
Пусть пролетела жизнь, как пролетают птицы,
Пусть было счастье в ней, пусть в ней была беда,
Пусть слышу я уже, как надо мной струится
То белая вода, то черная вода, –
Но каждый день его я вспоминаю снова,
И каждый день я пью стихов его настой,
И каждая строка в стихах его суровых
Так сладостно горька моею красотой –
Былою красотой… Она уж не вернется.
Она лишь промелькнет на миг в его строках –
И в черный океан опустится, как солнце,
И в пропасть упадет, как горная река.
Любовь! Разлука! Смерть! Смешная, злая сказка!
Родись – женись – умри – и больше ничего!
Грех для души – как для ослепших глаз повязка:
Не стану зрячей я ни с ним, ни без него!
Но смерть освободит меня от приговора,
Как жизнь бы не смогла освободить, и вновь –
Взгляну я на него его бессмертным взором,
Ведь у него в крови течет моя любовь!»
Ты будешь звать меня. Искать. Но бесполезно.
Рванешься вверх. Падешь…
И смерть, как жизнь – пуста.
На все твои слова ответит небо – бездна
Ввалившегося старческого рта.
Вечный разговор
– Ты не будешь моей никогда.
Пусть сияет ночная звезда,
Пусть во мраке мерцает луна,
Пусть судьба мне до края видна.
– Ты не будешь моим – ну и что ж?
Слово ты не вонзишь, словно нож,
В сердце, что ожидает любви,
Вечно помня признанья твои.
– Мы не будем счастливой семьей.
Пусть другие идут за звездой,
Пусть другие на ясли глядят,
Превращая свой морок в наш лад.
…Так – века, и века, и века.
Цель, как прежде, от нас далека,
И над миром горит небосвод,
И комета стремится вперед.
Но одни лишь простые слова
Нас уносят за грань естества:
– Ты не будешь моей никогда,
Как волна, как луна, как звезда.
СУД.
Любовь – никакому суду не подвержена, и любовь – сама себе суд, и приговор, и помилование; каждый миг любви – преступление против прежнего, и наказание, и очищение; благословенна будь, суровость любви нашей!
Отмеченные приговором высшим, к вечной любви приговоренные, скитаемся мы по кругам встреч и разлук, и ждем окончания срока – окончания вечности… Но только за гранью любви кончается она, там, куда ни стрела, ни мысль не долетают.
Любовью хранимые, любовью несомые, смотрим мы вниз, в пропасть жизни, с высоты чувства нашего, и в теплых ладонях дремлем, но тянет нас – в пропасть ринуться; смотреть в нее вечно – тяжелее, чем падать, но и в падении любовью мы окружены, и из любви в любовь падаем: из конечной – в бесконечную!
Вот оно, преступление наше, и вот он, суд, и вот он, приговор: за гранью всех черт, всех определений, всех заранее определенных правил – жить, и двигаться, и существовать; и почвы под ногами не иметь, и скитаться; и – любовью звать бесприютность сердца своего!
* * *
О любви мое сердце молилось,
и любовь в это сердце пришла,
никого не застав, рассердилась
и ушла… Вот такие дела.
* * *
Этот тоненький след на весеннем снегу
Я годами забыть не могу, не могу.
Ты ушла и оставила след, как печать,
На снегу, на душе, что устала звучать.
И твой след в моей жизни остался навек,
И вовек не растает предутренний снег.
Я его в своей памяти уберегу…
Умереть я могу, а забыть – не могу.
* * *
Все было так привычно,
Как может быть лишь раз:
Весна, закат обычный
И взор печальных глаз,
И ветер, вешний, зыбкий,
и травы на пути,
и слезы сквозь улыбку,
и робкое: «Прости…»
И новым светом тихим
Ты вся озарена:
В глазах – заката блики,
В душе – печаль без дна,
И в новом свете тихом
Все предстает иным:
Окно, из дома выход,
Над полем сизый дым…
А я теперь в разлуке
Кричу, кричу, кричу,
Заламываю руки,
Судьбу сломать хочу.
Губами, без запинки,
Как я могу еще,
Хотел я снять слезинки
С твоих горячих щек…
А что сейчас осталось
От тех весенних дней?
Лишь где-то в сердце – жалость
К слепой судьбе твоей,
Лишь свет весны бездонный,
Луч взора твоего,
Лишь вкус слезы соленый
И больше – ничего…
Валерии Руди
Мне грустно, Валерия Руди, что лето свершилось,
Что сны отоснились, что сказкам приходит конец.
Отсияла своё сирень и увяла жимолость,
Не отперт волшебный – приснившийся нам – ларец.
Крепнут яблоки, алые, спелые, – августа рыжебрового дети.
Как жаль, что мы своё яблоко, райское, не уберегли…
Как повеет в окошко вечером разбойный ветер,
Как начнет своё вечное раз-лю-ли-лю-ли…
Он тебя тёплыми ладонями чуть коснётся,
Он припадёт к твоему правому, пульсирующему виску –
И в твоих волосах захохочет детское солнце,
Как мальчик, бегущий к морю по обжигающему песку!
А ты знаешь, жизнь – она крепче чая с малиной,
В ней не только уют и игра… Знаешь, вдруг пробегает дрожь –
И на сердце так разбойно, свежо, соловьино,
Что верится, плачется, а отчего – не поймёшь…
А помнишь, помнишь – мы рядышком в театре садились,
И пробегало по телу тайное, плачущее тепло,
И глаза незаметно, как воры в ночи, сходились,
И пальцы вздрагивали, как птичье встрепенувшееся крыло…
Не сбылось! Не стало общим – нашим – небо, Валерия Руди!
Расточились, зря пропали из ларца сказочные дары.
Розовые кони ржут, пенят медные, в яблоках, груди,
И под кожей, напрягаясь, перекатываются шары…
Нас вместе несли по свету эти розовоокие кони,
Вместе нам пели сказочные, золотогрудые соловьи…
Мне грустно, что другому в крепкие, гордые ладони
Отдала ты детские руки свои!
Другому ты доверяешь свои обиды, победы и беды,
Другой заселяет, как дом уютный, твои мечты…
Какие дороги меряют твои узкие кеды,
Кому принадлежит то небо, на которое смотришь ты?
Теперь по нашим дорогам, асфальт копытами пробуя,
Цокают скушные будни, точно в старом каком кино.
А небо, оно – у каждого своё, особое,
А у нас оно было общее – только давно, давно…
После – всё было у нас, только неба – одного на двоих – не хватало.
Да! Разве счастье бывает – взаправдашнее, всерьёз???
И для кого же ты, юная, расплескала
Рыжее золото улыбающихся волос?
Не хватило тогда мне силы, и мужества, и тепла…
Не бывает в жизни такого, чтоб от счастья любовь бегала!
Было всё. Было солнце, и небо, и сны. И любовь – была.
Только нас с тобою, Валерия Руди, на свете, похоже, – не было.
* * *
Да, она мне не была четою,
Создал нас из разной глины Бог:
Ей он дал тайгу, село простое,
Мне – развилки городских дорог…
Но однажды на большой планете
Лишь на миг совпал наш долгий путь,
И ее я не смогу на свете
Ни забыть, ни вспомнить, ни вернуть.
У фонтана с нею проходили
Мы когда-то, помню, в летний зной,
И вода сияющие крылья
Поднимала за ее спиной.
И теперь, когда лишаюсь сил я,
То на небо направляю взгляд –
Эти крылья, солнечные крылья,
Над моей судьбой стоят, стоят…
Но она вдали живет, смеется,
Видит солнце в золотом хмелю,
Не услышит и не отзовется,
Не поймет, что я ее – люблю.
Только птица в небесах курлычет,
Только ночью шелестит листьё,
Только ветер, только ветер кличет
Имя, имя нежное её...
Телефонные помехи
Звоню тебе. Помехи грубые
мешают в трубке голос слышать.
Волнуюсь. Пересохли губы и
звучат слова мои все тише.
А в телефоне — чьи-то возгласы
(муз? ангелов? сирен? валькирий?),
то слез, то ликований полосы
на языке, забытом в мире.
Когда бы голоса мы слышали
всех предков наших, что стремятся
до нас дойти сквозь злую тишь или
хотя бы только докричаться!
Звонок из Керженца иль Китежа –
ушедшего под воду града –
в житейском шуме — музы, лгите же!–
услышать мне сегодня надо.
Но неспособны души скромные
внимать чужому плачу, смеху,
и мастер телефонный скоро мне
навеки устранит помехи.
Но, будто торопясь на проводы
прошедшей жизни постоянства,
моя душа течет по проводу
сквозь мир, сквозь время и пространство.
Сказка осеннего вечера
Осенний день. Ложится жёлтый лист
на подоконник. Ты, ещё мальчишка,
наивен, прост, безропотен и чист,
весь углубился в чтенье старой книжки.
И ты читаешь, не смежая век,
и слышишь голос, кукле говорящий:
«Пиноккио, не плачь. Ты–человек.
Ты смертным стал. Теперь ты–настоящий».
Но за окном – темно. На старый город
спустился сумрак, сонный, голубой.
Игрушки из угла печальным взором
прощаются с взрослеющим тобой…
Прошли года. Опять настала осень.
И ты один. Ни близких, ни родных.
И та, ради которой ты все бросил,
ушла, ушла… Разлуки вечен миг…
И ты бредёшь, жуёшь зубами снег,
и шепчет ветер, средь ветвей свистящий:
«Пиноккио, не плачь. Ты – человек.
Ты смертным стал. Теперь ты – настоящий».
* * *
Не плачь, родная, и не хмурь лица.
Мы слишком часто тщетно хмурим лица.
На безымянном пальце, как пыльца,
Любовь кольцом венчальным золотится –
А бабочка мертва… Но дрожь крыла
Еще живет, и мы за все в ответе.
Любовь у нас была. Была. Ушла…
А нас с тобою – не было на свете.
РАСПЯТИЕ.
Между землею и небом, между западом и востоком, между закатами и рассветами всеми, святостью и грехом земным, правдой божеской и человеческой – вот место любви, место жизни и смерти ее!
На все четыре стороны света распростерт крест любви моей, всего касается он, все осеняет, и нет ничего в человеческой природе, что не было бы затронуто им.
И благоухают раны мои, и страждет счастье мое, и высотой захлебываюсь я на струях воздушных… Ave, Любовь, ave! Здравствуй, здравствуй, вечность любви моей… и прощай.
О…
О том, как жизнь берёт себя в кавычки.
О том, что смерть за скобки не внести.
Об убежавшей поздней электричке
И о промозглом сумрачном пути.
О том, как ждал в кафе свою подругу,
А расставался через час с врагом.
О чувстве, что давно пошло по кругу.
О рюмке, что пьяна чужим вином.
О поцелуе в мокрую подушку.
О том, как из похмелья вычесть хмель
И результат умножить на чекушку.
О том, что жизнь есть просто канитель.
О том, как по орбите чьей-то жизни
Кружит одна на двух людей постель.
О том, как кровь легко сквозь вены брызнет,
Сшибая сразу весь трёхдневный хмель.
О городе, покрытом грязным снегом.
О скуке, ставшей лучшею тюрьмой.
О том, как бьётся счастье с человеком.
О том, как с подбородка сбрить запой.
О том, как притчей стать для злых старух,
Несущих вахту сплетен возле дома.
О том, что боль не прочитаешь вслух,
Хоть наизусть она тебе знакома.
О том, как просто выговорить: «Смерть».
О том, как трудно смерть расслышать в стоне.
О том, как больно автору смотреть
На черновик, распятый на ладони.
О самом важном. О бессмертно тленном.
О том, как страсть перерастает в речь.
О том, как скульптор-время от вселенной
Всё лишнее пытается отсечь.
О пустяках. О важном. И – об этом:
О том, как адски трудно богом быть.
О том, как трудно богу быть поэтом.
О смерти.
И о том, что значит –
жить.
* * *
Мы расстались. Расстались. Навек.
Я не знаю: жила ли ты? Долго?
…Вновь летит на дворы первый снег,
Вновь разбита судьба на осколки…
На любом повороте судьбы
Вспомню вновь эти взоры и речи,
Это сердце в усилье борьбы,
Этот взгляд, эти губы и плечи.
Сколько раз, Боже, сколько же раз
Это мне вспоминать еще надо,
Чтобы вжиться в тоску серых глаз
И в осенний огонь листопада?!
Сколько раз надо с сердца сдирать
Эту память, и горечь, и совесть,
Чтобы так заслужить благодать –
Жить, весь век о тебе беспокоясь?
Ты застыла на том рубеже,
Где круг жизни сомкнулся на шее…
…Окуну в снег лицо, чтоб душе
От ожога чуть стало теплее…
* * *
…А сердце – словно комната, в которой
Когда-то жило счастье – но ушло.
Я в ней один. И я еще нескоро
верну жилищу прежнее тепло.
Так принято у женщин в этом мире –
Уйти, не объясняя всех причин…
Сквозняк гуляет по моей квартире,
Ведь без него я в ней – совсем один.
Не знаю ни тревоги, ни покоя,
Одну тупую, сонную тоску.
И, коль любви сегодня нет со мною,
Стихи я посвящаю – сквозняку...
* * *
Спала Земля в тиши. В кофейной влаге неба
Неслышно растворен был сахар белых звезд.
Я вышел от тебя. Как было все нелепо –
Любовь, разлука, боль! Как этот мир непрост!
С высоких тополей летели капли влаги
В лицо, в лицо, в лицо… Я шел сквозь мрак, сквозь ночь…
А ты звала вдали. Рыдала… Нет отваги
В душе, в любви моей, и нечем нам помочь.
Я шел – куда, зачем? Во мраке, меж деревьев,
По лужам, под напев дремотного дождя
Спешил я прочь… И мир, огромный, чистый, древний,
Околдовал меня, от взоров уходя.
Прочь. В пустоту. Во мрак… В лицо мне били ветки,
Шуршала под ногой опавшая листва…
За что мне это все? Судьбы – за что – отметка?
Зачем в моей любви нет света волшебства?
И как преодолеть мне крови окаянство?
Как просто полюбить, без этих глупых драм?...
Как бумеранг, любовь летела сквозь пространство,
Чтоб возвратиться вновь, чтоб возвратиться к нам.
Отрывок
…Мне сумерки на лоб кладут ладони.
Да, я терпел без ропота, без стона
Разлуку, и прощание, и боль,
И кем-то мне навязанную роль
Слепца, изгоя, долгие дороги,
Ночевки в поле, слухи и тревоги,
Бои, раненья, кровь, и кровь, и кровь,
И даже – беззаветную любовь…
Я помню это: ночь и небо в звездах,
Котенком задремавший чуткий воздух,
Касанья губ, волос, и щек, и рук,
И медленных признаний робкий звук...
Теперь — не знаю, где ты и откуда
Пришла ко мне, но верю: это — чудо,
И за любовь и преданность твою
Легко свое бессмертье отдаю...
С тех пор я умирал в бою и в поле
Десятки раз — но явственно, до боли,
Запомнил на губах я привкус слез
И чёрное сияние волос...
И где-то в небе, над моей судьбою,
Идёшь ты, молча, легкою стопою,
И смотришь сквозь меня — туда, туда,
Где до сих пор горит твоя звезда...
И только ветер, только ветер, ветер
Доносит весть, что ты была на свете,
Доносит часть твоей живой души
В ночной тиши, в молитвенной тиши...
И сумерки, прощая, в тишине
Кладут ладонь на лоб горячий мне.
Тёмная вода
Темна вода во облаках.
Псалтирь
Ещё сжимали руку руки,
Но в небе плакала звезда
И всхлипывала о разлуке
Ночная тёмная вода.
Мы расставались на неделю,
А оказалось – навсегда.
Легла меж нами без предела
Ночная тёмная вода.
Закрылась в будущее дверца.
Мы ждали встречи у пруда
И знать не знали, что под сердцем–
Ночная тёмная вода.
О том, что жгло, пытало даже,
И в сердце не найдёшь следа.
Всё знает, но вовек не скажет
Кровь, словно тёмная вода.
Дни мчатся призрачно и пошло,
Из ниоткуда в никуда…
В грядущем, в настоящем, в прошлом –
Ночная тёмная вода.
* * *
Дорожка меж домами
травою заросла,
а в небесах над нами
звезда — ярка, светла.
Закончилась тропинка,
и в доме свет зажжен,
и на губах росинкой
дрожит вчерашний сон.
Дождь пахнет земляникой.
Смерть пахнет бытием.
И я стерплю без крика
весть: нам не быть вдвоем.
Ты — кто? Мечта, виденье,
движенье ветерка,
и легче легкой тени
была твоя рука,
и легче легкой тени
была любовь твоя...
Но я гляжу в смятенье
на царство бытия:
живые так не ходят,
не любят, не поют...
Наперекор природе
с тобой сошлись мы тут.
И мне дано до срока
любить бесплотный дух...
Но за мостом далеким
кричит, кричит петух,
И над землей, тоскуя
о счастье прошлых лет,
прощальным поцелуем
кровоточит рассвет...
ТЬМА.
Воистину темна любовь, темна и недоступна взору разума; в ней, как в ночи, мы блуждаем, дороги не видя; но затем и нужна тьма, чтобы в ней ярче звезды сияли.
Воистину светла любовь, светла, чиста, солнцем осиянна; нет в ней ничего грязного, черного и злого; но затем и нужен свет, чтобы все черное и дурное четче перед глазами нашими предстало.
Тьма любви великая и свет любви неизмеримый, сквозь чертоги ваши идем мы, паломники любви, и слепите вы глаза наши, но – слепотой этой прозреваем мы.
И крохи искр небесных остаются навеки на лице, на руках, на губах наших.
* * *
Ты не смогла, ты не решилась
Идти со мной путем высоким,
Встречать судьбы позор и милость,
Читать стихи, знать дни и сроки.
И, если в тело мне вопьются
Стальные гвозди терний грубых,
К моим вискам не прикоснутся
Твои задумчивые губы.
Когда, затравлен, бледен, молод,
Я поднимусь на крест страдальца,
Я вспомню этот тонкий холод
Твоих волнующихся пальцев…
Так, одинок, я встречу строго
Всё, что готовит мне судьбина,
Так, без тебя пред ликом Бога
Я встану на земной вершине…
Но долго буду вспоминать я
Среди мирского злого пыла
Твои слова, твои объятья, –
Ту нежность, что меня убила!
Последние теряя силы,
С какою болью призову я
Ту девочку, что так любил я,
Родную, нежную… чужую.
* * *
Как вечность оказалась коротка!
Я трепетал годами перед нею…
Но вечных мук те два часа длиннее,
Что ждал в тоске я твоего звонка.
Ты позвонила… Ангелы повинны,
Что вечность вдвое сократилась вдруг?
Звук полетел – и на две половины
Рассек дней нашей страсти горький круг.
Когда умру я, – цель недалека,–
И если Бог меня на ад осудит,
Мне в вечности страшнейшей мукой будет –
Ждать твоего последнего звонка…
* * *
Мы расстались… Дома тихо спят,
и дорога шумит недалече…
Люди все объяснят, все простят,
Но от этого сердцу не легче…
Над домами плывет сизый дым,
Дым прощальной обманчивой речи…
Это может случиться с любым,
Но от этого сердцу не легче…
Дождь стекает и капает с крыш
На лицо мне, на шею, на плечи…
Ты простишь меня, знаю, простишь,
Но от этого сердцу не легче…
Эту боль, этот ад, этот стыд –
хоть когда-нибудь время излечит?!
Бог когда-то нас тоже простит,
Но от этого сердцу не легче.
* * *
– А ты помнишь ту осень со мной,
Клуб тумана печально-белёсый,
Запах листьев, пьяняще- земной,
И прощанье, и речи, и слёзы?
–Да, я помню. Я не позабыл
Полупризрачный вкус расставанья
И туман, что над лесом проплыл,
Растворяя ветвей очертанья.
– Неужели всё это прошло?
– Я не знаю, поверь мне, не знаю.
Снова снегом судьбу замело,
Снова звёзды снежинками тают.
…Всё прошло. Так уходит волна,
Так сменяют свет солнца потёмки.
Но доносятся сквозь времена
Лишь два голоса – тихий и громкий:
– Я любила тебя много лет.
– Я погиб, и пропал даже след.
– Я сто лет жду тебя на пути.
– Так не плачь. И прощай. И прости.
Монолог влюбленной тени
С тобой не разлучусь я никогда:
ни летом, ни зимой, ни днем, ни ночью,
ни в миг, когда, горя, Полынь-звезда
в судьбе Земли навек поставит точку.
Я буду днем лежать у ног твоих,
идти, коль ты идешь, лежать, коль ляжешь,
и не настанет никогда тот миг,
когда тебе союз наш будет тяжек.
И ночью я чуть слышно обниму
тебя и целый мир собой заполню…
Но станет горько сердцу моему,
Лишь о рассвете я печально вспомню.
И мы в осенний серый день пойдем
по тропке, зарастающей травою,
и ощутим, как быстро мы растем,
растем, встаем над грешною Землею,
когда огни светил не горячи,
когда закат над миром догорает
и солнца заходящего лучи
едва-едва природу освещают.
Чем ярче свет, тем злей и гуще тень.
Чем страсть сильнее, тем чернее злоба.
Мой главный враг— слепящее-яркий день,
я таю днем, я днем у двери гроба.
А утром, позабыв, чем был, что ждал,
пойму, когда растаю в ярком свете,
что это я твоею тенью стал…
Я умер? Да? А я и не заметил…
Любовь после смерти
Все кончено. Я умер. Я в могиле.
Ты не тоскуй напрасно обо мне;
К тебе вернусь я – в красоте и силе,
Что были прежде недоступны мне.
Я возвращаюсь – благодатным ливнем,
Осколком синевы средь мертвых туч;
Я возвращаюсь – светом солнца дивным,
Даря тебе надежды светлый луч;
Я – ветер, дух; пусть не достиг я рая,
Но я сроднился навсегда с тобою;
Со вдохами в тебя я проникаю
И, словно пленный воин после боя,
В тебе живу мгновенье, как в темнице,
В твоей груди и в сердце я живу,
Чтоб с выдохом опять на свет родиться…
Обрел я счастье жизни – наяву.
И мне теперь смешны ошибки наши,
Сомненья, споры, суета и тлен;
Я не ревную, если кто-то краше
Меня возьмет тебя любовью в плен…
Став мертвецом лишь, стал я человеком,
Я лик обрел, не ведая лица.
Порою надо умереть навеки,
Чтоб стать живым, живым – и до конца.
* * *
От первого «люблю» - к последнему «прости»
Лежат мои пути, лежат твои пути.
От нежности юнца – до грусти старика
Любовь всегда одна, одна – во все века.
Одна печаль и боль в былом и впереди –
От дрожи юных губ до срыва мыщц в груди.
Всем побывать успел я на большой земле:
Был пеплом и огнём, был искрами в золе.
И я боюсь, когда невинная ладонь
Под пеплом ворошит неумерший огонь.
Не обожгись, не рвись, не плачь, я не хочу,
Здесь всё моё, моё, я всё здесь оплачу.
Я цену знал всему, за всё платил сполна.
…Но ты, но ты – не знай, как кровь моя хмельна.
И всё равно, кто прав, и всё равно, кто – прах,
Когда любовь, дрожа, дробится на губах,
И в трещинах на них записаны слова
О боли, о тоске, которой страсть жива.
Их крепость – для тебя. Их вкус – моя печаль.
И мне перегоревших чувств, поверь, не жаль.
Я не боюсь, когда вдруг начинает крик
В младенце – юноша, а в юноше – старик.
Под солнцем всем даны несрочные пути:
Любить, гореть – и тлеть, пасть в землю – и цвести.
И я неспешный ход времён не тороплю
От первого «прости» – к последнему «люблю».
ВОСКРЕСЕНИЕ.
Все мы, пока живы, в объятиях пребываем; смерть нас с любовью держит в объятиях могучих рук своих, и, если мы ее любви достойны, все крепче сжимает их; миг настает – и, страдая, мир проклиная, задохнемся мы… от любви смерти к нам, неразумным.
И все мы, пока любим, в объятиях любви находимся. Она одна способна руки смерти расцепить и освободить нас от ига ее. И, как только смерть отпустит нас, любовь вдохнет в уста наши дыхание свое, и – оживаем мы, и – воскресаем… коли при жизни воскресла любовь в сердцах наших.
Учи же нас жизни, смерти и воскресению, любовь, примером своим; живи, умирай и воскресай в нас, с нами, для нас, чтобы бессмертие твое в бессмертие наше переродилось!
* * *
Любовь, любовь, любовь… Как мне понять её?
Как объяснить все радости и муки?
Иду на ежедневное Распятие,
Когда тебе распахиваю руки.
Любовь темна… Но в этом–благодать её,
что не нужны ей праздничные краски.
Иду на ежедневное Распятие…
И каждой ночью ожидаю Пасхи.